«Закон надо переписывать!»

Практика двух лет действия закона о сельхозстраховании с господдержкой показала его несовершенство. О том, почему новый закон, принятый в целях поддержки сельхозпроизводителей, оказался для крестьян бременем, высказал свое мнение президент Российского зернового союза Аркадий Злочевский.

Аркадий Злочевский

окончил Московский институт культуры в 1990 г., высшую школу бизнеса им. Дж. Кеннеди (Гарвардский университет) – в 1995 г. Трудовую деятельность начал в 1976 году учеником модельщика опытного завода, работал водителем, инструктором турбазы. С конца 1970-х годов являлся музыкальным руководителем московского молодежного театра на Красной Пресне, с 1982-го руководил эстрадным ансамблем «Москонцерта». С 1991 года – в бизнесе: руководитель брокерской фирмы «ОГО» на РТСБ, управляющий фирмы «ОГО», главный управляющий АО «ОГО». В 1994–2000 годах – Председатель совета директоров Российского зернового союза. В 2000–2002 годах – руководитель Департамента регулирования продовольственных рынков и качества продукции Минсельхоза РФ. С 2002 года – Президент Российского зернового Союза.

Практика двух лет действия закона о сельхозстраховании с господдержкой показала его несовершенство. О том, почему новый закон, принятый в целях поддержки сельхозпроизводителей, оказался для крестьян бременем, высказал свое мнение президент Российского зернового союза Аркадий Злочевский.

«ССТ»: Как Вы оцениваете результаты этого года работы страхования с господдержкой по сельхозпродукции? Многие на страховом рынке считают, что практика применения нового закона с господдержкой показывает его несовершенство и несостоятельность, а каково Ваше мнение?

Аркадий Злочевский: Когда этот закон был только в проекте, мы уже понимали, что в том виде, в котором он принимается, он работать не будет. Практика текущего года доказывает правоту нашей позиции. Суть страхования с господдержкой определена как страхование недобора урожая. А что такое недобор урожая? – Это что-то мифическое, условное. Страховка недобора урожая вроде бы призвана поддержать доходы крестьян, поэтому на данный вид страхования выделены средства господдержки. Но как у нас в отрасли любят говорить, «прибыль есть плод воспаленного воображения бухгалтера», поэтому страхование недобора какихто там доходов – это не тот механизм, который способен обеспечить интересы крестьян.

Мы считаем, что нужно отказаться от страхования недобора, необходимо убрать из механизма страхования всякие франшизы и страховать только затраты, произведенные де-факто в данном конкретном году на данный конкретный вид посевов. При этом главным элементом при определении катастрофической гибели урожая должна быть степень экономической целесообразности направлять технику на уборку. Если такой целесообразности нет, если урожайность, которая берется с поля, не окупает затрат даже на то, чтобы провести уборочную кампанию, то эти посевы признаются погибшими и по ним должно выплачиваться возмещение в размере 100% фактических затрат. Это принципиально другой подход, нежели нынешний недобор, который непонятно как считать.

«ССТ»: А чья идея была определять недобор урожая в нынешней трактовке закона?

А.З.: Вообще идея выдвигалась самими страховщиками, а главными апологетами идеи сельхозстрахова-ния с господдержкой были некоторые депутаты Госдумы, с которыми, соответственно, договорились страховщики. Была команда и со стороны Минсельхоза, это команда Министерства еще прошлого состава, которая также поддержала позицию страховых компаний. Мы же с самого начала считали, что этот механизм работать не будет. Пожалуй, схемы – это единственное, в чем данный закон работает. Если убрать возможность проведения схем, то такой закон вообще никому не нужен.

Еще кое-где в регионах, где сильно влияние административного ресурса, в частности в Татарстане, за счет давления со стороны администрации края страховка на какие-то посевы оформляется. Но и там количество застрахованных площадей сокращается. В прошлом году в Татарстане было застраховано около 50% посевов. В этом году регион постигла жестокая засуха и был серьезный недобор по урожаю, но при этом количество застрахованных площадей по сравнению с прошлым годом уменьшилось – было застраховано меньше чем 40% посевов.

«ССТ»: А почему так?

А.З.: Потому что у сельхозпроизводителей нет стимула страховаться. По тем правилам, которые устанавливает нынешний закон, получить компенсацию по недобору урожая невозможно в принципе. Даже если недобор будет оформлен и подтвержден документально – нефакт, что возмещение произойдет, потому что есть масса причин, по которым в выплате возмещения можно отказать.

«ССТ»: А какова вообще вероятность полной утраты урожая, насколько часто это происходит на практике?

А.З.: Это зависит от целого ряда факторов, но вообще шансов на полную гибель посевов совсем немного. Катастрофическая гибель – это достаточно редкое явление, я бы сказал условное. Поэтому должна быть пороговая величина, от которой стоит отталкиваться. Сейчас понятие катастрофической гибели не определено, во многом из-за этого и проистекает то, что закон не работает. С моей точки зрения, катастрофическая утрата урожая наступает в тот момент, когда крестьянину нет смысла выгонять технику в поле. Доход от сбора такого урожая не покроет затраты на его уборку. Вот это и есть катастрофическая гибель, и в каких-то регионах это полцентнера сельхозпродукции с гектара, а где-то и два-три центнера с гектара.

«ССТ»: Вот как раз недавно сенатор Иннокентий Егоров предлагал, чтобы порог недобора, при котором урожай считается погибшим, устанавливался индивидуально для каждого региона. Это поможет изменить ситуацию?

А.З.: Да, такое предложение звучало. Но это опять же касается франшизы; можно пытаться причесать действующий сегодня механизм, закрепленный в законе, пытаться его как-то улучшить, но радикально это ситуацию не изменит, поскольку мифическое понятие недобора урожая все равно остается. Придется вручную индивидуально определять, что есть недобор, по каким критериям он оценивается, каковы мотивы для выплат возмещения и в каком размере они должны производиться.

В настоящее время недобор определяется как некая франшиза, от ее размера зависит размер выплачиваемой премии. Изначально была идея, что недобором следует считать случай, когда погибло более 40% урожая. Потом порог снизили до 30%, а теперь разрешили его определять в пределах 30%, но окончательное значение устанавливается отдельно для каждого региона. Это как раз то, о чем говорил сенатор.

Но остается вопрос, как оценить убыток. Законодатели предложили при определении катастрофического убытка отталкиваться от среднего значения убыточности, которое можно получить, проанализировав результаты по сбору урожая за последние 5 лет. Так, по их мнению, можно вычислить средний региональный порог по убыткам. Но катастрофы так считать невозможно! Потому что в одном и том же регионе кто-то работает эффективно, а кто-то нет. Осознавая это, решили считать среднее значение по хозяйствам. При этом пороговое значение для возмещения утраты урожая может быть в каком-то случае 30%, в каком-то 20% – в зависимости от договоренности.

Вот, к примеру, случился недобор, считаем. Если все укладывается в установленные параметры, урожайность у хозяйства в этом году упала ниже оговоренной франшизы относительно прошлых периодов времени, то у хозяйства появляется шанс на возмещение. Другой вопрос: из чего будет рассчитываться возмещение? Вроде бы нашли механизм, по которому считать, но он опять не учитывает себестоимость произведенной посевной работы, а привязан непонятно к чему, это некий усредненный пороговый уровень. Помимо этого, при наступлении убытка страховщики интересуются, соблюдались ли технологии, а есть ли подтверждающие документы риска, который сработал. А что это за документы?

Представьте себе, что у нас на текущий момент станции по отслеживанию погодных явлений Росгидромета покрывают площадь в 5 раз меньше, чем это необходимо. То есть даже при наличии катаклизма часто невозможно полу-чить документальное подтверждение о том, что катаклизм произошел. Не хватает станций, они не покрывают территорию, и в результате владельцу хозяйства надо бежать за справкой в местные органы власти. А страховщик может документ от местных органов власти и не принять, он скажет – это не та справка, она нам не годится и т.д. Таким образом, возникает целая лавина причин, по которым у крестьян отсутствует желание страховаться, потому что нет шансов на получение возмещения.

В прошлом году механизм был еще совсем неотработан – а застраховали около18 процентов площадей, а в этом году – всего 11, вот вам показатель, насколько востребовано сельхозпроизводителями страхование с господдержкой.

«ССТ»: Некоторые участники рынка считают, что решить вопрос с агрострахованием можно было бы введением вмененного страхования для агропроизводителей. Дескать, если бы страхование урожая было обязательным и повсеместным, то тарифы могли бы быть снижены. При этом страхователь мог бы сам решать, страховать ли ему урожай на случай катастрофических убытков или страховать потерю урожая даже в случае потери какой-то незначительной его части. Каково Ваше мнение по поводу этого предложения?

А.З.: О вмененности речь идет уже давно. Мы категорически против вмененности ныне действующего механизма и будем стоять насмерть, чтобы никакой вмененности не было, потому что это будет просто тупой оброк на карман крестьян, который ничего взамен не дает. Закон надо переписывать! Если в нем будет прописано понятие катастрофической гибели, если он будет устанавливать гарантированное возмещение по произведенным затратам, тогда мы не будем возражать против вмененности.

Мы прекрасно понимаем, что лучше страховать по факту, поскольку риски по регионам разнятся. И, естественно, это тоже будет перекрестным субсидированием, не очень рациональным, но в противном случае без вмененности мы не покроем все возможные риски. Поэтому в таком варианте возражать против вмененности мы не будем и поддержим эту инициативу, понимая, что это необходимо, по крайней мере на этапе становления. А дальше можно будет отказаться от вмененности и перейти на покрытие рисков де-факто.

«ССТ»: Есть ли рабочая группа, которая работает над изменением закона?

А.З.: Да, есть.

«ССТ»: Какие сроки примерно установлены на внесение изменений?

А.З.: Сроки зависят не от нас, мы свои предложения и разработки сделали, рабочая группа у нас совместная с НСА. Последняя версия закона, методики определения утраты урожая и т.д. отправлены в профильные комитеты и НСА на экспертизу, мы ждем заключения.

«ССТ»: Как Вы считаете, что мешает двум союзам – «НСА» и «Агропромстрах» – договориться об объединении?

А.З.: Я не берусь отвечать за них самих, но выскажу свою позицию на этот счет. Я считаю, что конкуренция в сфере саморегулирования и лоббизма – это, мягко говоря, вредная штука. Ведь речь идет о некоммерческих организациях, их задача развивать конкурентную среду в своей отрасли, а наличие конкуренции внутри профессиональных союзов приводит только к ослаблению отраслевого внимания, к ослаблению конкуренции на рынке. Крепкие лоббистские организации, с одной стороны, не позволяют чиновничьего разгула и чрезмерного регулирования, а с другой стороны, они выполняют очень важную сервисную функцию для власти, ту, которую власть сама себе организовать неспособна, – они знают правду о рынке. У нас сейчас внедрено новое направление деятельности чиновников – оценка регулирующего воздействия. Занимается этим Минэкономразвития, которое собирает мнения рынка и в первую очередь обращается к нам в Союз.

Фактически это мы постоянно готовим заключения на различные нормативные акты – о том, как они воздействуют на рынок. Но в отличие, например, от Франции, где без согласования с профильной некоммерческой организацией нормативный акт просто не может быть принят, у нас таких полномочий профобъединения пока не имеют. Хотя когда-нибудь, я надеюсь, мы тоже до этого дойдем.

И вот пример: мы были категорически против предложенного механизма агрострахования с господдержкой, мы активно против него возражали, но повлиять на то, чтобы оно не было принято, не смогли. Еще когда только идея написания такого закона появилась, мы говорили о том, что агрострахование катастрофических рисков должно быть аналогом ОСАГО – доступным, дешевым, понятным механизмом с гарантированным возмещением затрат. Ведь для крестьянина главное – не заработать с помощью страхового механизма, а не потерпеть убытки.

Интервью взяла Татьяна Робулец

Читать статью в pdf формате