Верховный суд определил, сколько стоит жизнь человека в Россиим

Пьяный полицейский случайно застрелил человека в отделении, у которого остались пожилая мать и дочка-сирота. Мать потребовала 4 млн рублей, но две инстанции присудили 150 000 рублей. Судам пришлось оценивать моральный вред от потери близкого человека.

Напомним, что утром 11 ноября 2015 года петербуржец Дмитрий Демидов с проспекта Энтузиастов, 20, отвел свою четырехлетнюю дочь в детский сад на праздник. Посидев на утреннике, вернулся домой взять повседневную одежду ребенка на смену торжественному платьицу. Обещал скоро вернуться, дошел до детсада, а после полудня его телефон на звонки обеспокоенных родственников отвечал «абонент недоступен». Дмитрия Демидова застрелил из служебного оружия в отделении полиции старший уполномоченный Андрей Артемьев. Полицейский объявил, что случайно застрелил человека, когда перекладывал оружие из одной кобуры в другую. Кроме того, экспертиза показала, что Артемьев тогда был пьян. Мы не будем касаться вопроса, почему пьяный сотрудник правоохранительных органов, страдающий алкоголизмом, что подтверждается справкой психолога в материалах, находился при исполнении. Тем не менее Артемьева не уволили.

Сторона обвинения просила 12 лет лишения свободы за убийство и превышение должностных полномочий. Но обвинение было переквалифицировано на причинение смерти по неосторожности. И в 2016 году Замоскворецкий районный суд Москвы назначил Артемьеву один год и девять месяцев колонии общего режима. Компенсацию морального вреда суд тоже значительно уменьшил. Зверева требовала 4 млн рублей, указав, что у сына осталась малолетняя дочь. Они заботились о ребёнке вдвоём и жили одной семьёй. Но теперь девочка осталась сиротой, а бабушка – её единственный опекун. Но две инстанции сошлись во мнении, что достаточно 150 000 рублей. Такое решение они объяснили общими «штампованными» фразами: размер компенсации «отвечает характеру нравственных страданий, обстоятельствам дела, требованиям разумности и справедливости».

На это решение возразил Верховный суд. Нужно указать конкретные причины, почему суд решил, что 150 000 рублей – это достаточная сумма для матери за смерть сына.  Верховный суд напомнил, что в вопросе о компенсации морального вреда следует выяснять, какие физические или нравственные страдания понесли истцы, учитывая обстоятельства конкретного дела. В частности, нижестоящие инстанции проигнорировали вопрос вины работодателя. Материалы уголовного дела подтверждают, что он страдал алкоголизмом, о чём должно было знать начальство полицейского, отмечается в определении № 5-КГ19-207. С такими выводами тройка судей отправила дело на пересмотр в Московский городской суд. «Нижестоящие инстанции присудили 150 000 руб. вместо 4 млн руб. за смерть близкого, но никак не объяснили этого», – говорится в материалах Верховного суда. 

Многие эксперты считают, что нужно установить минимальный размер компенсаций в зависимости от степени физических и моральных страданий. Ещё один возможный способ достичь единообразия практики – это выработать методику определения размеров морального вреда. Очень жаль, что судьи оценивают жизнь человека в 150 000 рублей.

Заместитель старшего управляющего партнера Адвокатского бюро города Москвы «Щеглов и Партнеры» адвокат Юлия Лялюцкая отметила: «Как ни печальна история с гибелью Дмитрия Демидова, проблема взыскания морального вреда при причинении вреда здоровью, потере близких в России стоит очень остро. Конечно, адвокатам Бюро удавалось добиться компенсаций по подобным делам в размере 500 тысяч рублей – 1,5 млн рублей. Но согласитесь, разве даже эти цифры представляются суммой, соразмерной потере? Я внутренне готова понять суды, которые сокращают судебные издержки сторон, неустойку, штрафные санкции. Это не соответствует духу и букве закона, но, как член нашего общества, я готова понять мотивы суда. Но мне даже страшно представить, чем руководствуются судьи, назначая такие позорно малые суммы компенсации морального вреда по делам о причинении вреда здоровью или причинении смерти.

Вспоминаются известные строки, авторство которых приписывают многим мыслителям: «Прежде чем осуждать кого-то, возьми его обувь и пройди его путь, попробуй его слезы, почувствуй его боли.

Наткнись на каждый камень, о который он споткнулся».

Как иначе может строиться внутреннее убеждение судьи, как ни на основе подобных принципов?! Неужели кто-то из судей, назначивших компенсацию морального вреда в размере одной, трех, пяти, ста тысяч рублей, именно в такие суммы оценивает жизнь и здоровье своих близких? Участь сироты – четырехлетней дочери Демидова, – которой не 14 лет, нет, всю жизнь предстоит идти без поддержки отца?

Что компенсировали этой девочке 150 000 рублей? Детские слезы, когда её папа не поведет её в первый класс? Злую обиду, когда он не сможет защитить её от мальчишек-забияк? Отчаяние, когда подростку и молодой девушке не с кем будет сравнить своих избранников?

Это мы еще не поднимаем тему потери кормильца, согласитесь. Навряд ли каждый из нас, выходя из дома, думает о том, что этот день может быть последним и надо оставить дома чемодан с деньгами, чтобы обеспечить детям достойный уровень жизни. Это не вопрос факта, не вопрос права. Это вопрос общегосударственного подхода к ценности человеческой жизни.

Не так давно мне пришло письмо от коллеги, с просьбой поучаствовать в опросе о возможных суммах компенсаций морального вреда по таким делам. Опрос был только для практикующих юристов и содержал несколько блоков сходных ситуаций, в каждом из которых менялись личности причинителя вреда и потерпевшего. Респондентов просили указать суммы, подлежащие взысканию в качестве компенсации морального вреда. Начав отвечать на вопросы, примеряя каждую ситуацию на себя, я поняла, что нет суммы соразмерной потере. Невозможно дать оценку горю, тоске, безысходности. Но есть личность потерпевшего, его будущая жизнь, его чаяния, надежды, планы. И ни один суд не вправе произвольно лишить его этого будущего, самой надежды на достойное существование».

Стоит отметить, что по сравнению со многими европейскими странами в России очень маленькие компенсации морального вреда. И суды, по сути, никак не обосновывают снижение. Они используют стандартные фразы и не касаются обстоятельств конкретных дел. Поэтому акт Верховного суда «прорывной». За последние два года Верховный суд несколько раз уже высказывал позицию относительно размера компенсаций за жизнь и здоровье человека, но не прямо. Здесь же коллегия «прямым текстом» говорит, что снижение размера компенсации никак не мотивировано.